1947 — 1957. В начале было дрово
1961. Медный задник
1961, 1962. Отмороженный лыжник на родине Ильича
1962. Из Москвы в Ленинбург
1962. Хождение через три перевала
1966 — 1970. Куранты в мочёных яблоках.
1970 — 2005. Обув паркетом старым ноги...
1980 — 2004. Мои шесть соток
1982. За солнцем в Прибалтику. Верхом на Украине
1986 — 1988. "Красный Маяк" посреди "Лыжни России"
1995 — 2003. Немецкоязычные марафоны Европы
1999. На лыжах поперёк Финляндии
1947 — 1958. Вначале было дрово*
* Дрова, или дровинен (по аналогии с Jaervinen) — плохонькие деревянные лыжи.
В феврале 1947 г. одна древняя родственница подарила мне на день рождения лыжи, которые она сохранила чуть ли не со времён Первой мировой как память о муже. Лыжи были деревянные, массивные, со сквозной прорезью в колодке для носкового ремня. Ростовку точно не помню, но через 10 лет они мне были по ноздри, видимо, 160 см. Легко вообразить, какая у них была управляемость, особенно если на ногах — валенки с галошами. В комплекте были и палки — бамбуковые, диаметром не меньше дюйма. Кольца согнуты из ивового прута, скреплённого по стыку гвоздями. Кто бывал в музее лыж РГАФК на Сиреневом бульваре или в аналогичном музее в Лахти, наверняка видел что-нибудь подобное.
На таком инвентаре я прокатался-пробегал до своих 17 лет. Сначала возле дома, по скверу над Хапиловкой, где лыжню торил сам. Потом стал ездить на трамвае в Измайловский парк. Там с завистью приглядывался к настоящим гонщикам и безуспешно пытался перенять их технику. Меж тем старший брат где-то раздобыл (купить в те поры ещё ничего нельзя было) для меня полужёсткие крепления. Это скоба с носковым ремнём. К скобе шарнирно крепится пяточный ремень, в который вмонтирована металлическая натяжная застёжка, т.н. "лягушка". С таким креплением (рис. 1) управляемость уже ближе к норме, а бегать можно в любой обуви. Я предпочитал ботинки с галошами. В середине 50-х лыжная база Измайловского парка стала выдавать напрокат рантовые ботинки и лыжи с креплениями "Ротефелла". Тогда же появились в продаже неистребимые кирзовые лыжные бутсы по 190 (с 1961 г. по 19) руб. Они дожили в нашей торговле аж до перестройки. Но меня эта напасть обошла стороной — благодаря всё тем же полужёстким ремешкам.
В школьные годы лыжная самодеятельность оставалась для меня едва ли не единственным доступным спортивным занятием. От уроков физкультуры меня отлучили врачи: в конце 40-х были некие травмы и операция. Перекрыт был и доступ в спортивные секции, а уж о спортшколе даже мечтать было нечего. Хорошо хоть, в 1956 г. молодой учитель физ-ры, Семён Семёнович Дедков, не особо интересовался врачебными охранными грамотами и допустил меня, тогда уже 9-классника, к сдаче норм ГТО, в частности, по лыжным гонкам. С той поры храню этот значок (рис. 2), как символ прорыва медицинской блокады.
Вузовский врач, глянув в справку по форме 286, тут же зачислил меня в инвалидную команду. Терять мне было нечего, и я решился на авантюру. Пришёл на спорткафедру и заявил, что у меня 2-й разряд по лыжам. Проверять не стали! Без звука направили в секцию. Её тренер тоже не был формалистом. Просто сказал, куда и когда приходить.
И вот 5 сентября 1957 г. Первая в жизни настоящая тренировка. Наш институт арендовал старенькую лыжную базу в Сокольниках, в начале Ростокинского проезда. В тот день собралось человек 10 — 15. Получаем вводную. Для начала размяться бегом по парку километров 5 — 10 (!). По возвращении на базу — основная часть, бег по пересечёнке с ускорениями. Затем для отдыха (?) 30 минут футбола. Как я выжил на разминке, — уму непостижимо: до той поры ни разу в жизни больше 800 м не бегал. Конечно, все умчались, а я тщетно пытал редких прохожих, не видел ли кто группу беглых спортсменов. Как же я бывал счастлив, когда на прямой просеке удавалось заметить вдали недосягаемую группу! Но — всё хорошее когда-нибудь кончается. Предстояло ещё многократно ускоряться в горку, петлять за тренером по извилистым тропкам и выполнять замысловатые силовые упражнения. После этого футбол действительно должен был показаться отдыхом. Только не мне. Тем более, что установка была отнюдь не на расслабление: требовалось не просто гонять мяч, а как можно больше и как можно быстрее бегать по полю. Короче, домой я добрался, не приходя в сознание.
На второй раз, через пару дней, было не легче, к тому же всё болело, но зато вводная воспринималась уже без тревожного ожидания. Через месяц втянулся, тренироваться понравилось. Всё шло прекрасно, но — грянул снег, и мы встали на лыжи, причём я — на свои те самые, с "лягушками". Представляю, каково было тренеру, когда вместо обещанного разрядника он обнаружил во мне самозванца с полным набором классического "чайника": двухопорное скольжение, голень впереди бедра, прямая стойка и т.д. Не выгнал он меня, видимо, только потому, что пожалел своих немалых трудов, уже затраченных осенью. Он не стал ни упрекать, ни задавать вопросов, а велел получить на спорткафедре настоящий инвентарь. Так я узнал, что бывают лыжи не просто клеёные, а ещё и кантованные, например, гикорем. И что палки должны быть по диаметру вдвое-втрое меньше моих.
Тренер научил смолить лыжи паяльной лампой: с ним на пару мы пересмолили всё, что было на базе. Позднее я приноровился проделывать эту операцию на газовой плите, в связи с чем выдержал не одно сражение с соседями по коммуналке. В марте 2005 г., перед ретрогонкой, умудрился просмолить взятые напрокат лыжи даже на электроплитке.
Если бы с техникой лыжного хода всё было так же просто, как с инвентарём! Тренер, отвлекаясь от остальных, бился, как мог, над моим пещерным лыжным "произношением". Очень помогали товарищи по команде. В отличие от меня, все они в своё время занимались в лыжных секциях, а то и в спортшколах. Благодаря общим усилиям я постепенно осваивал азы: основную стойку, подсед, мах бедром и т.п. Конечно, в пылу скоростной тренировки всё это смазывалось, но что-то и оставалось. На лыжне я был бессменным замыкающим, но уже не терял впереди идущих из виду.
Скоро пробил и мой час. В конце декабря 1957 г. уже определился состав команды для выезда на тренировочный сбор во время предстоящих каникул. Надо ли говорить, что меня в списке быть не могло. Но чтобы формально соблюсти спортивный принцип отбора, тренер назначил контрольную прикидку на 5 км. Случилась оттепель, лыжня никакая, лыжи буксуют и разъезжаются в стороны. Лидеры расслабились, решили зря не мучиться и шли не спеша, для "галочки". А я упёрся! Про технику, конечно, и не вспоминал: чего уж выпендриваться по лужам. Кое-где даже снимал лыжи, чтобы пробежать по грязи. В общем, старался в пределах возможного. И добился невозможного: пришёл вторым! Тренер выпучил глаза и... взял меня в команду! Правда, при этом из неё автоматически выпал последний по списку. Им оказался мой однокурсник Лёва Синай, который и тогда, и позже как лыжник стоил куда больше моего. Обижался он на меня ровно месяц, до второго тренировочного сбора, на который мы попали уже вместе. Там нам выдали единую форму (фото здесь) и нарукавные нашивки (рис. 3).
К концу сезона я перестал быть самозванцем: 15 марта 1958 г. на первенстве Сталинского района в Щитникове пробежал "десятку" за 40.32 (норматив 2-го разряда тогда был 42.30).
После этого выступал за команду МАМИ все годы учёбы. Пусть не на первых номерах, но и не на последних. Всё, что происходило в моей спортивной жизни потом, началось благодаря моему первому тренеру, Виктору Ивановичу Коссову. Сейчас ему 76-й год, он живёт по соседству, на Красном Маяке, мы иногда встречаемся по дороге к метро и вспоминаем общих знакомых из тогдашней команды МАМИ. Среди них есть и такие, кто, судя по протоколам, до сих пор успешно выступает на лыжне, например, Г. Мазин (1939) и В. Шиндяпин (1941).Так что наш тренер вполне мог бы увидеть сегодня в стартовом строю тех, с кем работал полвека назад.
Рис. 1. 06.03.2005. Битца. Ретрогонка. Полужёсткие крепления
Рис. 2. Значок ГТО 1-й ступени — первый в жизни знак спортивного отличия.
Рис. 3. Нарукавная нашивка для лыжников из команды МАМИ 1958-62 г.г.
22.01.2006
1961. Медный задник. Bodybuilding '1961
Осенью 1960-го, в разгар овощного завоза, кто-то из друзей по лыжной команде МАМИ соблазнил меня, как теперь сказали бы, быстрыми деньгами. Схема простая: вечером — паспорт, ночью — физкультура, утром — четвертак и айда сп..., то бишь учиться. Кто не понял, четвертак — это 25 р. В те поры стипендия на 4-м курсе была чуть меньше. Главное, никакой оформиловки, позволений-разрешений и т.п. К тому же — абсолютно свободное посещение: хочешь, — придёшь работать, не хочешь, — не придёшь. Вольница для советских времён немыслимая и, очевидно, вынужденная: в Южном порту Москвы уже вовсю кучковались неразгруженные баржи.
Одна такая досталась и нам. Кладовщик показал весь комплекс упражнений. По команде "Майна!" портальный кран подаёт в трюм пару поддонов. Кладём их впритык посреди моря мешков с картошкой. Затем каждый черпает из этого моря и кладёт добычу на поддоны, в 5 ярусов, перекрёстно, по 10 штук в каждом. До команды "Вира!" надо ещё подвести тросы под крюки поддонов. Вместо унесённого в небо штабеля сверху прибывает очередной порожняк. Упражнения повторяются, как "Муси-пуси" в современном шлягере, — до полного изнеможения исполнителей.
К утру из того, что от нас осталось, вычитают подоходный (12 %) и бездетность (6 %), выдают на руки по двадцатке и гостеприимно просят заходить ещё. Чтобы расписаться в ведомости, держу авторучку распухшими пальцами обеих рук. Дальше всё на автопилоте: автобус, метро, институт, трамвай и тренировка (!), после которой некоторые железные человеки вернулись в Южный порт. Хорошо, что меня среди них не было. На этом свой первый, любительский подход к силовым тренажёрам я и завершил. Но только для того, чтобы уже ближайшим летом, в августе 1961-го, перейти в профи.
Тут уж без барьерного бега за цидульками не обошлось. Чтобы устроиться на временную работу, потребовалась, например, идиотская справка о том, что у меня, студента, летом — каникулы. Зато после оформления можно было пахать в две смены, с глубоким заходом в осенний семестр. Контора "Мосмехпогруз" грузила не смех и не мех. Название идеологически маскировало каторжный ручной труд под якобы механизированную погрузку. К тому же, расценки при работе с механизмами были на четверть выше обычных. В общем, "Мосмех, — как много в этом звуке..."
1961. Моё рабочее удостоверение
Направили меня на завод "Электропровод", в районе тогда Ульяновской, а сейчас, кажется, Николо-Ямской улицы. Склад готовой продукции — асфальтированный плац, покатый в сторону выездных ворот. На плацу — стройные (кое-где двухъярусные) ряды дощатых кабельных барабанов, диаметром от метра до двух с половиной и весом от 100 кг до полутора тонн. Мне, новичку, бригадир разъясняет порядок упражнений. По биркам на барабанах ищешь те, что надо погрузить на машину. Нужные выкатываешь из ряда вон. Для этого иной раз придётся раскатать второй ярус. Дальше — управляемый спуск. Барабан сам катится под уклон, а ты пятишься впереди него и работаешь, как тормозной двигатель. Мягкая посадка, то бишь остановка — под крановым захватом. Подъём и расстановка в кузове — высший пилотаж: груз не должен перекосить машину или, не дай бог, кататься по кузову. Мне эту конечную операцию доверили только через месяц.
За всё про всё — 32 копейки в час, или около 60 рублей в месяц. При такой зарплате мои коллеги ежедневно получали от своих жён по рублю на обед. И неизменно пропивали эти деньги ещё до обеда и вместо него. Поллитровку за 2.87 покупали втроём. На сдачу брали карамельку. Именно тогда слово строитель стало ассоциироваться у меня с глаголом строИть. Выживали ребята только за счёт молока (его давали за трудовую вредность) и хлеба: тогда в столовых он был вроде как бесплатным и просто раскладывался на столах. Я, как и многие другие, брал из дома "тормозок": батон разрезается по горизонтали, а внутрь грузятся котлеты, яичница и т.п.
Начальство понимало, что 60 р. — не зарплата, и шло навстречу. Сверхурочные оплачивались как полная смена, да ещё по двойному тарифу. Иными словами, прихватывая ежедневно час-два, я умудрялся утроить изначальный мизер. После основной смены под разгрузку прибывали контейнеровозы с проволокой. Упражнения — чисто силовые. Разводящий выкатывает бухту за бухтой из контейнера. Остальные подходят по одному, каждый уносит бухту в цеховой склад и там кладёт её на штабель, до восьми рядов.
Всё бы хорошо, но бухта медной проволоки весит от 150 до 200 кг. При первом подходе гружу одну такую на плечо. Перекошенный, тащу на склад. Едва не переломившись, сбрасываю мимо штабеля. Мужики вчетвером (!) подняли и уложили бухту на место. А мне объяснили: надо не вешать медную "баранку" на плечо, а просунуть руку в отверстие как можно дальше, чтобы бухта легла на спину, или, как говорили грузчики, на задник. Так легче тащить и проще сбрасывать резким толчком от себя. Иначе можно просто сломать позвоночник.
Науку усвоил сразу, со второго подхода. Мимо штабеля уже почти не мазал, разве что от крайней усталости. Со временем даже загордился: как-никак, тягаю не меньше Власова или Жаботинского. За несколько месяцев на мне нарос почти пуд мышечной массы: если в августе весил 65 кг, то в конце ноября — около 80. В отличие от бодибилдинга, боди-арт работал против меня. Я и не подозревал, что от трудов прамедных моя спина исполосована зажившими шрамами. Когда мать однажды случайно это обнаружила, с ней была истерика. Пришлось возвращаться на учёбу, тем более, что впереди уже маячила преддипломная практика.
27.01.2006
СССРия (оглавление)
БегоВатты. Оглавление
На главную
Обратная связь. E-mail: tblrenko@yandex.ru