Отмороженный лыжник на родине Ильича
Истеричные вопли ТВ по поводу январских морозов 2006 г. в Москве раздражали, надо полагать, не только меня, но и других аборигенов, родившихся в СССР до эпохи сиротских зим и затяжных оттепелей (СИЗО). Мне, к примеру, памятна зима 1961-62 гг., которую провёл в Ульяновске. Обычная для тех мест и тогдашних лет зима — снегообильная, но морозная: от 20 до 25 градусов в течение всего декабря, а затем и января. Для местных, как, впрочем, и приезжих, ничего особенного. Люди жили, работали, ждали трамваев; не дождавшись, шли пешком, порой через весь город, уворачиваясь от пронзительного ветра. За три месяца я не видел ни на улицах, ни в трамваях ни одного пьяного. Кондукторша объяснила: отсиживаются по домам, потому что знают: вытрезвителей нет, милиция не подберёт; в вагонах холоднее, чем снаружи; короче, оказаться пьяному вне дома — верная погибель.
В Москве тогда тоже было не жарко. Принципиальных отличий у столицы было два. Во-первых, есть метро, где всегда можно согреться. Во-вторых, есть чего есть, в смысле калорийной белковой пищи. Сколько бы ни воспевали вегетарианство, но без мяса и животных жиров жизнь любого человека, а тем более лыжника, мягко говоря, проблематична. Однажды моего товарища по команде, Толю Каратаева, который жил в общежитии, на нищенскую стипендию, упрекнули за неожиданно плохой для него результат на финише. Он ответил просто: "А вы попробуйте сами пробежать тридцатку на одной черняшке!" (Для тех счастливых, кто переспросит: черняшка — это чёрный хлеб.)
В Ульяновске, как и прочих поселениях вне Москвы, проблем с мясом не было, поскольку не было и самого мяса. Но, как говорит телевизор, выход есть. Когда-то по воскресеньям население областного центра перетекало в соседний городок Мелекесс, где — видимо, из-за обилия военных — какой-никакой мясной харч всё же водился. Городок еженедельно опустошался, и магазины в нём перестали работать в воскресенье (суббота стала выходным днём только лет через пять, в 1966-м). На предприятиях Ульяновска резко подскочило число местных командировок, понятно, куда. Во всяком случае, среди работников автозавода, где я проходил преддипломную практику, наиболее употребительным было слово "Мелекесс". Я не знал, что это город, думал, предновогоднее заклинание.
Ещё в Москве знающие люди, в т.ч. мои коллеги по предстоящей командировке предупреждали: закупай еду, бери с собой. Но, во-первых, через 16 лет после войны как-то не очень верилось в рассказы о полуголодной стране: ведь живут же люди и в Ульяновске. А во-вторых, на три месяца всё равно не запасёшься. И хорош бы из меня был мешочник, например, в самолёте. Правда, я всё равно поехал поездом: куда там с лыжами в ИЛ-14!
Ну, купил я вязанку "одесской", подвесил её в авоське за окном общежития на высоте второго этажа. Вот ведь, приходится и об этом напоминать: домашних холодильников тогда тоже практически не было! И срéзали мою колбасину в первый же день! Только огрызок авоськи все три месяца про неё напоминал.
Через год, летом 1962-го, мне придётся-таки поперхнуться московским бутербродом где-то под Новгородом. А пока выходим из положения по-ульяновски. В столовых смело поглощаем настоящие мясные котлеты "И-го-го!", вместо праздничной закуски приобретаем баклажанную икру, а картошку жарим на маргуселине (это не гуталин, а маргарин с примесью гусиного жира).
Если с пропитанием всё выяснилось в первый же день, то лыжные дела провисли. Лишь после новогодья я нашёл на какой-то доске объявлений дацзыбао, по которому вышел на представителя лыжной команды УльЗиС'а. Это не фамилия, а сокращение от "Ульяновского завода имени Сталина". Автозавод, который родился здесь в войну из эвакуированного московского производства, ещё не утвердился в местной лексике как УАЗ. Когда я представился, командор перепугался, замахал руками и завопил: "Не дам!" Очевидно, решил, что я пришёл просить лыжи.
Испуг вполне понятен, если знать, какими кривыми путями добывали мало-мальски сносный и потому дефицитнейший инвентарь тренеры и спортсмены. Перекупали у тех, кто ездил за границу. Получали кое-какие импортные крохи от спорткомитетов. Оформляли по безналичному расчёту вдвое больше, чем брали со склада. Нет смысла говорить, что в открытой продаже был только заведомый утиль. И конечно, в распределении царствовал блат: спортивный дефицит скорее оказывался у жены предместкома, чем у лидера заводской команды. По молодости я даже не задумывался, а где и на какие деньги наш тренер достаёт 'Swix' (5 руб. банка на чёрном рынке), которым перед соревнованиями сам мажет лыжи всем своим подопечным.
Так или иначе, мне стоило долгого разговора успокоить затурканного физрука. Когда он наконец поверил, что перед ним не проситель, мы сразу обо всём договорились. В команду меня, разумеется, не возьмут: слабоват на фоне сплошных кмс'ов. Но побегать для тренировки по дистанции предстоящих соревнований вполне можно.
В ближайшее воскресенье паровоз с тремя дореволюционными вагонами часа полтора волок меня, в компании с заводскими и городскими лыжниками, до какой-то продрогшей станции. Потом мы дотопали до деревни, где и разместились в одном из домов. До старта ещё оставалось время, но мне ждать было нечего, и я ушёл на дистанцию. Решил так: пройду по всей 15-км петле, а там видно будет. Бегу по разметке, аж жарко стало. Из расчёта на быстрое передвижение одевался я тогда весьма легкомысленно. Бумазейный свитерок поверх футболки да тренировочные штаны с утеплителем где надо — вот и вся экипировка. Скоро мимо меня помчались гонщики с номерами. Чтобы не мешать и не сходить поминутно с лыжни, перешёл на трассу с разметкой другого цвета. Подумал, что в любом случае вернусь к финишу.
Если бы! На бегу и не заметил, что разметка исчезла вовсе. Меж тем темп упал, я начал мёрзнуть и впадать в тихую панику: названий ни деревни, ни даже станции я не запомнил. Да и спрашивать не у кого: на лыжне я один среди леса и 20-градусного мороза. Запомнил только, что обратный поезд в 16 ч. А следующий — через неделю! Об этом меня предупредили ещё в вагоне. Время было около двух. Значит, бегал и плутал уже часа три. Ещё час метался по разным лыжням, потом нашёл какую-то разметку совсем нештатного цвета, по рельефу определил её направление и до-олго шёл по ней, сомневаясь: может встречно ближе? Уф! Вот и деревня. Может быть, та самая. Выбираю дом наугад. Мне дико везёт: УльЗиС'овцы были именно здесь. Но ушли к поезду, прихватив и мой рюкзак: решили, что я прикачу прямо на станцию, прозорливцы. Дальше — почти как у Жванецкого: "Смеркалось". По заснеженному просёлку я гнал быстрее паровоза и примчался в последнюю минуту. Зато в промёрзшем вагоне мне хотя бы поначалу было теплее остальных: проводник ещё только растапливал в тамбуре "буржуйку". А тот стылый безлюдный лес с содроганием вспоминаю до сих пор.
В последующие выходные задача упростилась. На другом конце города нашёл лыжную базу. Добирался двумя трамваями, причём второй встал посреди маршрута: Чубайс тогда ещё не родился, а отключения уже были. Дошёл пешком. Рядом с лесом стояла изба. Внутри — печка-голландка и при ней истопник, сторож, зав. базой и т.д. в одном лице. Лыжников, кроме меня, — никого! Лыжни никакой и нигде. Поэтому смело забурился в лес (обратно — по своим следам!), продавил в сугробах километровое кольцо, проутюжил его в четыре колеи (две для лыж, две для палок), в общем, укатался всласть.
Ещё через неделю умудрился на той же базе назначить свидание некоей юной аборигенше. Увидел её в окне полуподвала, когда ездил по делам в центр. Пообщались жестами, потом, рискуя простыть, она приоткрыла форточку, и мы договорились о встрече. Дама 16 лет оказалась вполне морозоустойчивой и не очень-то отставала на лыжне, поскольку мне опять пришлось торить. Компания приятная, но при минус 22 особо не разговоришься: я пыхчу изо всех сил, а она видит, в основном, мою спину. Знакомство кончилось ничем и не помню, как, но без него Ульяновск был бы в моей памяти явно тусклее.
28.01.2006
Обратная связь
СССРия (оглавление)
БегоВатты. Оглавление
На главную
Обратная связь. E-mail: tblrenko@yandex.ru